[j-boy]

Название:Дневники. Жестокие игры. Часть 22
Пейринг: Акаме, Джунда, КоКаме...
Автор: Честь имею
Бета: все уже знают, что der Himmel, правда?
Жанр: пусть будет ANGST
Рейтинг: PG
Предупреждение: внутригрупповые отношения. Мое видение истории этих ребят. Намек на Crossover
Disclaimer: мальчики, также как и их паспорта, принадлежат Джонни -сан, у меня лишь глубокое моральное удовлетворение.
От автора - да, я знаю, что название мюзикал Dream boys менялось. Но, надеюсь, вы простите меня, если где-то название неправильно указал?


Дневники. Запись 16. Аканиши


Я устал от вечно недовольного Каменаши. Я действительно устал от его вечных претензий, упреков. Не понимаю, что он хочет от меня, что хочет услышать. Как жаль, что никто не может подсказать.
Я был рядом с ним во время репетиций и выступлений «Dream boy». Но не могу же быть его вечной нянькой. Каменаши вырос, стал увереннее в себе.
Зря Казуя думает, что я не замечаю его или не наблюдаю за ним. За любимым человеком следишь всегда. Он вырос не только в физическом плане. Подтянул вокал, стал увереннее на сцене. Так даже становиться интереснее. Единственное, что я еще не могу принять, так это то, что нас начинают сравнивать.
Я слишком привык к роли, которую отвел сам себе, но вполне заслуженно, роль ведущего вокалиста. И пускай все песни всегда писались исходя из того расчета, что нас двое, основную работу делал я. Я могу петь все. Каме – нет.
Раздражает, что он нравится педагогам и менеджменту лишь за свое послушание и работоспособность. Талант этим не заменить.
Мне же вечно попадает. Неужели они не видят, не понимают, как я стараюсь. Да, мне тяжело собраться и стать серьезнее. Но я добьюсь этого.
Каменаши должен мне помогать, он всегда восхищался мной. Я докажу, кто в группе талант. Только бы скорее дебютировать. Не понимаю, почему так долго. Это становится невыносимым.
Мне хорошо с Казуей, но теперь мне кажется, что на такие отношения мы решились слишком рано. Если Каме легко отказывается от своей свободы, от прогулок, посещений клубов, согласен сидеть дома, заниматься, учить тексты, то я нет.
Я люблю быть в центре внимания. Когда мы с Пи приходим в какой-нибудь клуб, приятно чувствовать на себе восхищенные взгляды девушек, оценивающие взгляды парней.
Как будто выходишь на охоту. Королевскую охоту и ищешь жертву подстать себе. Любая из этих девчонок, повисающих на мне во время танца или соблазняющих взглядом в баре, согласиться провести не то что ночь, а просто уединиться в комнатке чилаута. Это интересно, вначале, когда оттачиваются навыки. В сексе в том числе. Я слишком привык к отношениям с Каме, что стал забывать, как нужно доставлять удовольствие женщинам.
Но их нежное тело, бархатистая кожа, словно сами ведут мои руки. Стоны подсказывают, что делаю все правильно. Не замечал раньше, что у женщин тело более чувствительное, чем у мужчин.
Я привык уже к косым взглядам Казуи, его недовольно поджатым губам. В кровати он отползает от меня подальше, почти на самый край. Недовольно морщиться, когда замечает царапины или засосы, оставленные не им самим. А я устал объяснять, что люблю его и хочу быть только с ним. Просто спать мне интересно и с девушками. Разве это настолько сложно понять?
Мне нравится каждый вечер выходить на охоту, я получаю удовольствие от покорности в глазах девушки, в которых читается, что она согласна на все.
Но это простая охота. Королевская начинается при встрече с недоступностью. С той, в глазах которой читается вызов. Немой вопрос: «Не испугаешься? Не отступишь?» и обещание сладкой награды.
Я встретил такую позавчера. Европейка. Высокая, с тонкой, изящной фигурой. Длинные черные волосы сверкали в ярких бликах танцпола. Губы, кривящиеся в надменной усмешке на ненавидящие взгляды соперниц и сальные взгляды мужчин, раздевающих глазами.
Я заметил ее случайно. Пришел я с Пи, но он уже нашел себе двух девчонок, явно не против смелых экспериментов. Я уже хотел попроситься к ним, но увидел милую японку. Именно милую: как будто первый раз пришедшую в клуб, или первый раз оказавшуюся здесь одна. Чересчур короткое открытое платье не скрывало кривоватых, но стройных ног и чуть сутулую спину. Огромные глаза, пустые, как у кокерспаниеля. Я подошел к ней, предложил угостить коктейлем. Детка вначале испуганно отказалась, но потом словно вспомнила, зачем сюда пришла и робко кивнула головой.
Забавно, она так и не посмотрела на меня. Или посмотрела, но я не заметил? Длинная, густая как у пони челка прекрасно скрывала ее глаза.
Слишком проста для меня, но для получаса удовольствия сойдет. А там, может, Пи смилостивиться. Две красотки уже устроились у него на коленях в скрытом от посторонних глаз чилауте.
Шепчу ей на ухо всякие нежные глупости. Она не менее глупо хихикает мне в шею. Очевидно, ее смех кажется ей сексуальным. Не хочу разочаровывать девочку. Удивительно, но от ее волос пахнет приятно. Хочется почувствовать, как они будут щекотать обнаженную кожу. А зарыться пальцами можно прямо сейчас.
Как шелк. Ухоженные, чистые, пряди скользят между пальцев. Оттягиваю чуть назад. В глазах читаю испуг, но, когда мой язык а потом и губы касаются шеи, она в удовольствии прикрывает глаза. Достаточно ощутимо вцепляется в мое запястье. Страстная? Приятный бонус.
Но тут я вижу ее. Она недалеко, обнимается с каким-то парнем. Позволяет ему стоять за своей спиной, целовать шею, прикрывая игриво глаза. Даже мужчину, которого выбрала сама, она задвигает на второй план. Даже в такой интимный момент демонстрирует себя.
В глазах читается вопрос: «Ты видишь, что мне лучше? Мне приятнее? Ты не ошибся с выбором?». Моргаю, пытаясь отбросить наваждение, этот морок передо мной. Отвлекаюсь от своей «пары», от чего та недовольно стонет.
Европейка облизывает верхнюю губу. Помада на ее губах от этого блестит еще сильнее. Или это мое воображение? Она останавливает руки парня, которые уже гладят ее грудь, живот. Ее приоткрытые губы что-то шепчут. Покачивая бердами, она растворяется в толпе.
Неловко извиняюсь перед японкой. Торопливо заказываю у бармена еще один коктейль для нее, не глядя, бросаю деньги на стойку и ныряю в толпу. Кто-то обнимает меня, пытается увлечь в безумный танец. Отмахиваюсь ото всех, пытаюсь найти только ее.
Выбегаю на улицу. Холодный воздух неприятно ударяет в лицо, глаза слезятся. Хочется врезать кому-нибудь.
- Кого-то потерял? – на плохом японском спрашивают меня.
Она. Курит, глубоко затягиваясь. Пронзительный взгляд слишком ярких глаз. Дорогая подделка под настоящее. Имитация. Но кто сказал, что искусные фальшивки хуже оригинала?

Возвращаюсь домой уже под утро. Не хочу смотреть на часы. На работу сегодня к десяти, значит, надо встать в восемь. Или в восемь тридцать, если забить на завтрак. Перехвачу что-нибудь в Агентстве.
Каменаши уже спит или делает вид, что спит. Конечно, он же такой правильный. Завтра, точнее, уже сегодня, съемки, значит, надо хорошо выглядеть. Такую установку дает менеджер, Каме исполняет. Просто.
Стаскиваю футболку и швыряю в угол. Мне лень раздеваться и принимать душ. Падаю на кровать, затылком ощущая приятную прохладу подушки. Раньше Казуя, дожидаясь меня, лежал на моей половине, чтобы я пришел в теплую постель. Он давно уже так не делает.
Сколько вечеров, ночей подряд я прихожу домой и нахожу не мягкое, ласковое, податливое существо, а обиженное создание, свернувшиеся в клубок, до которого страшно дотронуться.
А я и не хочу, по крайней мере, сейчас. Закрываю глаза и передо мной встает Она… она не назвалась, сославшись на то, что ее имя слишком сложное. Сама девушка почти не говорила на японском, все время сбиваясь на английский. Хрипловатый голос, шептавший что-то на незнакомом языке, возбуждал. Я уверен, что шептала она что-то непристойное, пошлое, дерзкое. Как то, что она говорила на японском.
Вспоминаю ее тело. Обманчиво хрупкое в платье, сильное, гибкое в моих руках. Чувствую, как снова начинаю возбуждаться.
Каменаши завозился рядом. Как предсказуемо. Сейчас он прижмется ко мне и до звонка будильника будет сопеть в плечо или шею.
Но, нет. Он просто сползает на пол, потом также молча поднимается на ноги, берет подушку и выходит из комнаты.
Я даже приподнялся на локтях, но Казуя проигнорировал мой удивленный взгляд.
Что-то неправильное. Между прочим, я не могу заснуть без тебя. Да, я могу отключиться после секса где-нибудь в гостинице, но отдыхаю только рядом с тобой, когда слышу твое дыхание, иногда получая удар во сне острым локтем или коленом. Или когда просыпаюсь от холода, потому что ты забрал себе одеяло. Ты не можешь лишить меня этого, Казуя!
Приходится все-таки подняться. Разочарование сменяется раздражением, совесть засыпает, раз не может заснуть тело и разум. Хоть что-то отдохнет.
- Ну, и что это значит? – захожу в гостиную. Каме лежит на диване. Когда он видит меня, то закрывает глаза, притворяясь спящим.
- Не притворяйся. Ты бы не успел заснуть, - прислоняюсь к косяку, сложив на груди руки. Я зол, раздражен и мне плевать, что мы могли бы выспаться, если бы я не решил выяснить отношения именно сейчас. Я бы точно поспал, а вот Каме…
- Джин… иди спать. Тебе нужно отдохнуть, - не открывая глаз, отвечает Каме.
- Я сам решу, что мне делать. Мне непонятно, почему ты здесь, когда я там, в спальне? – чувствую, как в голосе сквозит злость

Дневники. Запись 12 Каменаши

- Я сам решу, что мне делать. Мне непонятно, почему ты здесь, когда я там, в спальне? – в голосе Джина неприкрытая злость.
Как не вовремя он решил поговорить. Я устал, и лег лишь на полчаса раньше, чем Аканиши вернулся домой. Не решался ему позвонить. Волновался…
Что мне ответить на этот вопрос? Что я чувствую запах чужого тела, словно с нами находится кто-то третий в нашей кровати? Как почти слышу его мысли-воспоминания о проведенной с кем-то ночи?
Я не маленький и далеко неглупый. Понимаю, что Джин мне изменяет. Честно говоря, я не сразу это заметил. А когда заметил, закатывать скандал и выяснять отношения было уже поздно. Или я ошибаюсь. Имеет ли значение, со сколькими людьми переспал любимый, с десятью, с одиннадцатью или одним? Боли меньше от этого не станет.
Как объяснить Джину, что я не могу заснуть с ним рядом, когда от него пахнет чужими духами, гостиничным бельем? Что все равно буду ворочаться до утра, прислушиваясь к его дыханию, к его движениям во сне.
- Пойдем, - Джин подходит ко мне и пытается поднять на руки. Я изворачиваюсь, от чего спину пронзает мимолетная боль. Я сижу на полу, Аканиши опускается рядом.
- Что случилось, Казуя? Почему ты не хочешь идти в спальню? – в его голосе искреннее недоумение.
- А почему ты не хочешь приходить вовремя? – подтянув колени к груди, спрашиваю я, спиной опираясь о диван.
- Я всегда предлагаю тебе присоединиться к нам с Пи, - возмущается Джин.
- Неправда. И ты сам это знаешь. Не ври хотя бы себе, Джин, - устало отвечаю. Да, иногда Джин действительно предлагает мне пойти вместе с ними. Но у нас слишком много работы. Я не имею права ошибаться сейчас. Мне нужно много заниматься, совершенствовать танец, пение, сценическое мастерство.
- Ты сам отказываешься, Казуя! И не смей намекать на то, что я лицемерю!
- Не кричи на меня! – тоже начинаю злиться. Черт подери, он приходит под утро, пьяный, на лице читается большими буквами, что с кем-то трахался, и еще смеет кричать на меня.
- Это ты бы помолчал, - Джин встает и начинает мерить комнату шагами.
- Джин… я не понимаю, что ты от меня хочешь?
- Чтобы мы пошли спать. Я устал.
- Ты устал? Ты? А я ? Ты обо мне подумал? – кричу в ответ. Нервы. Я не готов ни к этому разговору, ни к его упрекам. Я не знаю такого Джина, не понимаю его и не хочу любить такого.
- Я думаю о тебе все время! Я всегда рядом с тобой! Пойми, что мне нужно личное пространство!
- Твое личное пространство включает в себя дешевые мотели и шлюх, которых ты снимаешь в клубе? – поднимаюсь на ноги.
- Что ты сказал? – Аканиши оказывается рядом со мной. Тоже нервы…
Это все работа, пытаюсь успокоить я себя. Это все из-за нее. Мы просто устали, нам нужен отдых. Каждый снимает напряжение по-разному.
- Ты прекрасно слышал. Ведь гордишься своим совершенным слухом.
- В отличие от тебя, мне есть чем гордиться!
Прикусываю губу. Обидно до слез. Я столько работаю… да, у меня меньше таланта, чем у Джина, но он никогда не смел почти обвинять меня в бесталанности. Как удар в спину.
- Спасибо… ты, наконец, сказал, что думаешь обо мне… - отворачиваюсь. Сажусь на диван, поправляя подушку. Надеюсь, Джин поймет мой намек и тоже отправиться спать.
- Прости… - Аканиши встает на колени, утыкаясь носом в мои. Глажу его по волосам.
- Все в порядке… я рад, что ты сказал, что думаешь. Так будет легче нам обоим.

Дневники. Запись17 Аканиши.

Вот дернуло меня такое сказать… Пи всегда мне говорил, что длинный язык не доведет до добра. Я ведь люблю этого маленького упрямца. И мне просто больно от того, как он загоняет себя, пытаясь достигнуть того уровня, которого никогда не сможет достичь. Диапазон не станет больше, тело не будет гибче и пластичнее. Ну, хорошо, насчет тела, возможно, я загнул, но голос, слух. Никакими уроками их не сделать лучше того, что заложено природой.
- Но, знаешь, Джин. С жизнью, которую ты ведешь, ты опустишься ниже, чем я нахожусь сейчас, - этот маленький чертенок прошептал мне на ухо, все также гладя мои волосы.
До меня не сразу доходит смысл сказанного им. А когда понимаю, то ощущаю, как меня охватывает гнев, подавляя разум. Он смеет сомневаться в моих способностях?

Дневники. Запись 13 Каменаши.

Мне тоже больно от этих слов, Джин. Поверь. Но ведь по-другому ты не остановишься, правильно? Разве ты не видишь, что губишь свою карьеру? Своим поведением и срывами ты губишь всю группу. Пусть у меня нет таланта, то ты, зачем скатываешься до моего уровня?
- И еще, прими душ. От тебя пахнет дешево…
Джин дрожит от гнева. Прости… прости… прости…

Дневники. Запись 18 Аканиши

Никто не смеет так со мной разговаривать, даже менеджер. И все равно, что я потом получаю нагоняи, за то, что отказываюсь это выслушивать. Но от Каме, Каме, который всегда меня чуть ли не боготворил, с нашей первой встречи, который всегда воспринимался лишь моей тенью, моим любовником, слышать критику, облеченную в такую форму, я выслушивать тем более не собираюсь.
- Ты что-то сказал, Каменаши? Что, почувствовал покровительство и решил показать свою смелость? – спрашиваю, прищуриваясь.
Казуя явно растерялся от моего вопроса. Или не понял намека. Я же видел, как Такки смотрел на него во время репетиций Dream boy. И пусть Каме бегал от него и прятался за спинами ребят. Эти взгляды не спрячешь от других.
- Что тебя так удивило? Думаешь, я не знаю про твой маленький секрет? – подмигиваю я, слегка гладя его по щеке.
Казуя широко раскрывает глаза.
Брось, Каме. Я знаю, что у тебя с Такки кроме того случая в Таиланде ничего не было. Но мне всего лишь интересно посмотреть, как ты будешь сейчас оправдываться.
- Ты бредишь, - он сбрасывает мои руки со своих колен и делает попытку лечь на диван.
- Не так быстро, Каменаши. Ты хотел поговорить, поэтому давай поговорим. Если от меня пахнет дешево, то, как пахнет от тебя?
Это давно меня раздражало, наконец, я смогу выплеснуть свою злость. Что, не смотря на мой талант, уникальный голос, внешнюю привлекательность, больше работы у Казуи, который лучше меня лишь в том, что он такой правильный. Послушный. Исполнительный. А все лишь оттого, что больше он ничем не выделяется из этой толпы, которая бродит по этажам Агентства.
- От тебя пахнет подхалимством… - я наклонился к его шее, втягивая глубоко воздух. Вру. От Казуи пахнет приятно – мятой, немного ванилью, как будто он недавно готовил что-то. А в глазах столько боли и обиды…
- Знаешь, Джин, - он отталкивает меня от себя и вскакивает на ноги, - если ты не знаешь разницу между дисциплиной и подхалимством – это твои проблемы. Посмотри в словаре. Хотя… с твоим-то умением читать… обратись за помощь к Ямашите, - он похож сейчас на тощего боевого петуха. На которого никто никогда не сделает ставку, только настоящий псих. А потом этот петушок всех заклевывает до смерти.
- Я хочу спать, Аканиши. Нам встать уже через пару часов. Не хочу, чтобы надо мной, как над тобой, возмущенно шипели гримеры, пытаясь замазать синяки под глазами.
Предел. Это была последняя черта, которую Каме неосторожно перешел. Не знаю, что на меня нашло. Его ли истерика меня разозлила, или собственная глупость, из-за которой состоялся этот разговор.
Я просто размахиваюсь и бью его по лицу. Я сильнее. Каме, естественно, не устоял на ногах и упал.
- Лицо, говоришь, хочешь, чтобы было в порядке? Посмотрим, как на тебя гримеры посмотрят. Расскажешь им все про дисциплину. Спокойной ночи.
Хочется оторвать себе язык и отрубить руки. Только гордость и упрямство не позволяют вернуться мне назад. Просто хочется сейчас лечь рядом с Каме и просить прощение. Долго, сказать это тысячу раз. Целовать его лицо, его руки.
Странно, злости больше нет. Нет и раздражения. Словно все исчезло. Ушло то, что пригибало к земле, от чего я сбегал каждый вечер в клубы.
Падаю на кровать лицом вниз. Передо мной вновь встает образ незнакомки из клуба.

Утро не подарило мне ни радости от пробуждения, ни бодрости. Я чувствовал себя разбитым и каким-то грязным. Утро принесло лишь тяжесть и боль в голове. Мерзко, чувствую себя мерзко и самое противное, что не могу понять истинную причину – некачественный алкоголь или мои некачественные мозги?
Каменаши…не было у меня внезапного озарения, когда воспоминания проявляются, как пленка в растворе в умелых руках фотографа. Я все помнил, но вот осознание своих поступков, полное понимание сказанных слов, приходит позднее. Сейчас. Ощущаю острое нежелание решать существующую проблему. Беспокойство не дает расслабиться и насладиться недолгим покоем.
Меня бросило в жар. Я дрожал, но не похмелье было тому причиной.
Дрался я, безусловно, не первый раз. Но никогда не думал, что смогу ударить Казую, хрупкого, ранимого, такого родного Казую.
Оправданием вряд ли может служить то, что он наговорил мне много неприятных, но, если задуматься, правильных вещей. Он выразил мои мысли, которые я гнал от себя долгое время, боясь признаться самому себе, что чувствую, что скатываюсь куда-то.
И завидую Казуе. Завидую его трудолюбию, усидчивости и тому послушанию, которое меня и раздражает.
Ведь у нас с ним была одна мечта на двоих, которую, не оглядываясь, не глядя по сторонам, мы старались исполнить. Мы еще только в самом начале, а уже так устали, перестали прислушиваться друг к другу.
На кухне что-то загремело. Сердце забилось быстрее. Мой любимый сейчас готовит завтрак. Я счастлив от осознания его заботы.
Но вчера я был счастлив в объятиях той женщины. Как и был счастлив, обнимая других, занимаясь с ними сексом. Не назову это любовью, простой секс. Ничего большего. Но счастлив?
Пора заканчивать с этим неблагодарным делом – копаться в себе. Лучше вечером поговорю с Пи. Он такой серьезный… интересно, что он сам об этом всем думает?
Шлепаю босыми ногами по полу. Каме действительно возиться на кухне. Варит кофе. Он не любил раньше этот напиток. Но когда по утрам становиться тяжело вставать или начинаешь засыпать в середине дня, это становиться необходимостью.
С большой белой кружкой в руках, но уже тщательно причесанный и одетый Казуя с утра представляет собой приятный диссонанс - уже собранный для работы и построения образа будущего айдола и еще домашнего, расслабленного, настоящего. В уголке губы запеклась кровь - я так сильно ударил? Прости.
- Казуя, - негромко зову я юношу. Говорить громче что-то не дает? Смущен? Возможно.
Я ожидал возможной ужимки с его стороны, что он отвернется, или сделает вид, что не слышит. Я ожидал чего угодно, но не простого прямого взгляда. Моя оставшаяся уверенность в себе разбивается на мелкие кусочки о твой взгляд.
Взгляд, в котором читается прощение. Понимание. Как он может понять меня, когда я сам не могу? Все тогда становиться ложью. Моя уверенность ложиться к твоим ногам ровным слоем праха.
Всю жизнь мы лжем себе, другим, делаем вид, что верим в их ложь и счастливы от этого. Это и есть цель нашей жизни? Кто лучше соврет? Кто лучше притвориться? А дальше что? Нирвана или пустота, в которой опять мы будем обманывать друг друга, что нам хорошо?
Казуя молчит. Его взгляд прикован к белой кружке. Мне она не нравится. Она как препятствие между нами. Хочется выбить ее из тонких, хрупких рук Каме.
Я хочу извиниться, но не могу. Казуя ставит кружку на стол. Он делает это аккуратно, стараясь не производить лишнего шума, чтобы не расплескать напиток. Совершенство в мелочах? Мне это непонятно. Я хочу видеть всю картину целиком, не концентрируя внимание на нюансах.
Он подходит ко мне и обнимает, прижимается. Так удивительно чувствовать, что наши сердца бьются в унисон. Его чуть громче, как мне кажется.
Обнимаю Казую за талию одной рукой, другой глажу по голове, зарываюсь пальцами в волосы. От краски они жесткие, непослушные.
- Прости меня, пожалуйста, прости, - шепчу я. «И прошу, не говори ничего, иначе я не прощу себя. Пожалуйста, прости, но ничего не говори. Мне твоего взгляда хватило…»
Каменаши ничего не говорит, лишь целует меня, нежно, неторопливо, словно пробуя на вкус экзотический фрукт.
Не хочу ни о чем думать. Ни о выступлениях, записях, песнях, танцах, репетициях и что еще может выдумать наше Агентство, считая, что это необходимо восходящим звездам.
И не хочу думать о том, что не хочу, чтобы ты ушел. Или что даже таким способом я могу защитить нас. Что так смогу удержать тебя.


Дневники. Запись 14 Каменаши


Удивлен? Знаю. Но ничего не могу изменить.
С каждый днем становиться все понятнее, что, возможно, мы не сможем быть вместе какое-то время. Если не постараемся сейчас исправить наши отношения. Наше отношение друг к другу.
Все твердят, что надо отношениями надо работать. Этого не понять, пока не окажешься в подобной ситуации. Мы близки, душевно, физически. Но мы меняемся, мы взрослеем, в конце концов.
Нам уже мало простой влюбленности, даже простой любви. Она прекрасна, но может стать еще прекраснее.
Джину тяжело, я это знаю, потому что сам полон таких же противоречий. Каким бы прогрессивным и продвинутым не было наше общество, какими бы обычаями и традициями мы не руководствовались, принять любовь между двух лиц одного пола, большинство еще не готово. Понять, что это не минутное желание, не юношеская ошибка, а именно любовь, о которой говорят, которой посвящают стихи, фильмы, книги. Любовь, про которую говорят, что она не имеет границ, что важно – между женщинами, между мужчинами или мужчиной и женщиной.
Я не хочу думать о таких вещах, но все равно приходится. И мне кажется, что Джин о них думает, просто боится признаться себе.
Мы живем, точнее, существуем в весьма ограниченном пространстве. У нас ограниченный круг общения. Если быть честным, конечно, не у всех, но у популярных Джонисов да. Много работы, в стенах Агенства, но работа не прекращается и с официальным окончанием рабочего времени. Надо учить тексты песен, закреплять навыки, которые даются на занятиях, на репетициях. Которые приобретаются у семпаев.
Один из вопросов, который мучает меня, это вопрос ориентации. Кто я? С уверенностью могу сказать, что не гетеросексуал. Гей или бисексуал. Джин точно би. Я вижу, как горят его глаза, когда он видит привлекательное женское тело. Раньше ему нужен был только я. Но, очевидно, юность, гормоны, физиология… как много умных слов можно подобрать в его защиту и оправдание.
А я? Кто может помочь мне ответить на этот вопрос? Мне нравятся девушки, мне нравится смотреть на них. Они хрупки, грациозны. Они другие. Но представить физическую близость с ними я не могу. Их тела отличаются от моего. Они кажутся мне менее совершенными как раз из-за своей изящности, хрупкости. Наверное, когда спишь с женщиной, надо все время помнить про то, что ты сильнее, что нельзя причинить боль или позволить себе излишнюю грубость. С мужчиной проще. Но иногда мне становится интересно…
Но я не хочу пробовать. Я боюсь, что понравится. И я буду как Джин, который разрывается каждую ночь между своими желаниями.
Возможно, это юношеский максимализм. Все или ничего. Я буду обладать всем или ничем. Возможно, глупость. Не знаю. Не знаю!!!!
Я хочу быть свободным от всех этих вопросов, от обязанности решать эти проблемы. Аканиши мне не хочет помочь. Хотя, может, он просто не мучается такими диллемами.
Живет по принципу Нишикидо Ре: «Трахаю, что нравится». А в процессе уже разбирается, женщина или мужчина.
И вообще, возможно, я влюбился в Джина по одной простой причине – мне не хватало женского внимания? Ведь я все время общаюсь в основном с парнями. Работа по 20 часов в сутки. Как я могу сравнить, если не успеваю даже спать? Джин прав, надо выбираться из своего панциря и чаще бывать на людях. Надо хотя бы в клуб сходить.
Прежде чем говорить с Аканиши, надо разобраться в себе, обрести уверенность. Утвердиться в одном каком-то мнении. Вот черт…
Но если бы это была лишь одна проблема. На измены Джина я привык закрывать глаза. В конце концов это нечестно привязывать его к себе. Ему физиологически необходимо женское тело, помимо моего. И с другими парнями он не спит, я в этом уверен.
Вчера Джин сказал, что от меня пахнет подхалимством. Но как можно принять простую дисциплинированность за подхалимство. Да, я признаю, что более собран. Но это всего лишь потому, что я боюсь ослушаться. Боюсь сделать что-либо неправильно. Этот страх иногда сковывает меня, не дает расслабиться и намного проще выполнять все требования, чем трястись каждый раз, ожидая очередной взбучки.
Надеюсь, что Джин сказал это просто от злости. Я не хочу, чтобы работа мешала нашим отношениям. Или… страшно… не хочу, чтобы отношения мешали нашей работе.
В конце концов, у нас есть мечта. Взлететь. Я не готов от нее отказаться.

Дневники. Запись 14 Уэда


Тишина… в квартире непривычно тихо. Без Тагучи слишком спокойно. Я скучаю по нему, на репетициях я чувствую себя еще более неуверенно, чем обычно.
Тагучи в больнице. Колено все-таки не выдержало таких интенсивных нагрузок. Как жаль, что сейчас мы не вместе. Мюзикл помог мне по-новому посмотреть на нашу работу.
Я начал задумываться о том, правильный ли выбор я сделал. Поступить в Агентство в подражание своему кумиру и полностью разочароваться в своих способностях. Что может быть хуже? Танцевальные репетиции до сих пор для меня пытка. Я теряюсь, когда вижу свое отражение в огромных зеркалах. Мне кажется, что все взгляды в зале прикованы ко мне. Что остальные пять участников смотрят только на меня и думают о том, насколько я неуклюж, насколько бестолков, что не могу запомнить простые движения или делаю их настолько некрасиво и коряво, что им стыдно со мной репетировать.
Причем, я честно стараюсь. Просто от этих мыслей мои мышцы словно деревенеют. Я краснею, по спине текут противные струйки пота. Я давно разочаровался в себе, как танцоре. Не могу только понять, почему хореограф не может оставить меня в покое и просто ставить куда-нибудь подальше, где я смогу спокойно укрыться за другими.
Беру в руки гитару. Тихонько касаюсь струн. Тишину нарушает лишь чуть слышный перебор, скорее, даже вибрация от дрожания струн, чем полноценный аккорд.
Может, мне стоит больше заниматься музыкой? Чем искуснее я овладею инструментом, тем больше шансов на то, что смогу быть музыкантом в рок-группе. Хотя бы сезонником.
Интересно, отцу это понравится больше? Хотя вряд ли.
Включаю телевизор, чтобы создать иллюзию присутствия кого-либо в квартире.
Я очень устал. Даже не физически, эта усталость как раз снимается легко. Нужно лишь принять прохладный душ, чтобы расслабиться и выспаться. Всего лишь лечь спать. Что сложного?
Ничего. За исключением того, что если снятся сплошь кошмары, выспаться как раз практически невозможно. С Джунно мне засыпать не так страшно, как одному. Я привык чувствовать его тепло. Привык сражаться за одеяло. Мне нравится даже иллюзорное чувство защищенности рядом с ним. Я засыпаю с надеждой, что могу доверить ему свое тело, пока буду спать. Между прочим, это немаловажно.
Когда начались репетиции Dream boy, мой кошмар претерпел некоторую модификацию. Я на сцене и не могу уйти с нее, потому что пока на меня падает яркий свет прожектора, я в безопасности. Пусть даже я вижу лишь темный зал перед собой с нелепой горящей в темноте зеленой надписью «выход» и плохо различимыми лицами зрителей, я в безопасности. Но как только уйду за кулисы, я знаю, что там стоит он…
Тагучи говорить, что это страх будущего. Что в моей голове уже давно все смешалось и надо просто разобраться, чего я боюсь больше – будущего или прошлого.
Не очень понимаю, как это все между собой связано… сгибаю и разгибаю пальцы. Тепло твоей руки так легко исчезает из памяти. Но, если закрыть глаза, я могу представить, что держу тебя за руку. Чувствую гладкость кожи, ласкаю твои длинные пальцы с широкими аккуратными костяшками. Это и есть любовь? Любить все, пальцы, волосы, тело, целиком человека? Любить и его равнодушие и его ненависть.
Мне кажется странным, что чем старше мы становимся, тем больше мы нуждаемся в одобрении кого-либо. Даже если эти люди такие же слабые, как и ты сам. И в тоже время мы боимся похвалы.
Я хочу, чтобы Тагучи не забывал меня. Конечно, мы созваниваемся каждый день. Он что-то говорит ободряющее и забавное. Я рассказываю о прошедшем дне.
Несколько лет я пытаюсь заставить Тагучи полюбить себя. Я хочу чего угодно, только не забвения. Мне страшно, что я останусь один в своей квартире и если я прямо сейчас умру, то никто об этом не узнает.
Это всего лишь страх потерять себя. Что самое страшное в разрыве отношений? Это не просто расставание с человеком, с его разумом, мыслями, голосом, телом, а и с частью самого себя. Мы теряем его взгляд, его улыбку, слезы, но и его-себя. Эгоистично. Но ничего нельзя с этим поделать.
Я уже не один год скольжу по такой грани – вместе или нет. У меня было время подумать. Поэтому я боюсь не только шагать вперед, но и остановиться и потерять равновесие.
Для сравнения, можно посмотреть на Каме и Джина. Казуя старается изо всех сил, чтобы стать лучше, доказать, что он не менее талантлив, чем Джин. У него это прекрасно получается. Он как бриллиант, который шлифуется в умелых руках мастера. Главное, не перестараться и не срезать лишнее, иначе камень сильно потеряет в цене. Банальное сравнение, но точнее пока еще не придумано. А Джин и так уверен в своей неотразимости.
В нашей паре нет такого. Я стараюсь в танцах, но у меня ничего не получается. Тагучи прекрасно танцует. Смогу ли я стать лучше? Или хотя бы наравне? Вряд ли. Усовершенствовать мою игру на гитаре? Да, у меня это получиться. Но интересно ли это Джунно? Пожалуй, нет. Или да?
Гитара… больная тема. При расставании с Хакуэ ты потерял часть себя, правда?
А могу ли я помочь тебе вернуть эту потерянную часть? Эта мысль пришла мне в голову недавно. Когда ты оказался в больнице. Расставание пошло на пользу, так? Тяжело это принять и осознать. Но придется, без этого нельзя двигаться вперед.
Мне грустно. Грустно просто от того, что я один. У меня есть друзья, есть родные, но ощущение одиночества не оставляет меня. Возможно, потому, что есть вещи, которые я никому не могу рассказать или обсудить. Это возводит между нами стену, за которой я сижу один. И, в сущности, до этого одиночества никому нет дела. Это никому неинтересно.


Дневники. Запись 21Тагучи.


Странно, но я скучаю по Уэде. У группы сейчас достаточно напряженный график и он не может часто навещать меня. Ежедневные звонки становятся необходимостью. Когда я слышу его голос, мне становится легче терпеть боль. А прикосновения его прохладной, чуть влажной ладошки дарит удовольствие.
С удивлением замечаю, что его лицо осунулось, а под глазами появились темные круги. Опять кошмары? Готов поспорить, что на репетициях он один не показывается за кулисами.
С течением времени можно много исправить. Можно многое изменить. Но вот решившихся на это так мало… терпеть боль каждодневно, свыкнуться с ней. Принять. Для этого требуется мужество.
Уэда, твой образ «вижу фей» поистине притягателен. Задумчивый взгляд, устремленный словно в никуда, зовет с собой. Хочется или встряхнуть тебя, чтобы этот взгляд был обращен лишь на меня, или попроситься в твой мир.
Ты признался недавно, что хочешь серьезнее заняться музыкой, говорил что-то насчет того, чтобы стать сезонным гитаристом. Но ты ведь хочешь петь. Я не понимаю, почему ты хочешь отказаться от мечты. Отговорки, что ты просто хочешь поменять мечту, ничто. То, чего мы достигнем в конце, стоит того, чтобы немного постараться и потерпеть сейчас.
Мы работали в диком темпе. Жесткий график, тяжелые, изматывающие репетиции. В таком ритме сложно что-либо осознать. Иногда надо просто остановиться.
Вот сейчас у меня пауза. Может, мое тело само подсказало, что надо остановиться и что-то поменять?
Я чувствую, как начинаю меняться. Уже неважно, когда это началось и неважно, когда закончится. Приятен сам процесс.
Мое самолюбие полностью удовлетворено. Я понимаю, что Татсуя любит меня. Что я нужен ему. Ведь решительные мысли о том, чтобы уйти из Агентства он озвучил только теперь, когда мы вынуждены быть в разлуке.
Опять… мне кажется, я придумал очень интересную игру – словно я на приеме у психолога или психиатра, это только Уэда разбирается, неважно… смысл такой: я жалуюсь на какую-либо проблему, а Он пытается объяснить, как с этим бороться или смириться и жить с этим. Как принять собственную извращенность. Или ненормальность.
Я просто пытаюсь убедить себя, что мне хорошо одному. Без чувств, без эмоций. Если нет радости, то и нет боли. Это небольшая плата.
Здесь, в больнице, я начал замечать, что мне тяжело засыпать без тебя – без твоего запаха, дыхания, стонов во сне от очередного кошмара.
Я просто пытаюсь убедить себя, что мы не друзья и не влюбленные. Мы просто делим вместе постель, потому что нам комфортно спать вместе. Нам удобно. Мы любовники. Не имеет значение. В конце концов, секс – такая же физиологическая потребность, как еда или сон. Просто связан с более интимными сторонами жизни. Ведь обнажая тело, мы обнажаем и часть более сокровенного и укрытого ото всех. Даже притворяясь, лишь изображая удовольствие от ласк или прикосновений, мы раскрываемся. Ты удовлетворяешь и свою потребность о ком-то заботиться. Это естественно. Это плата за комфорт.
Я не хочу зависеть от тебя. Как сумел ты подчинить себе даже мою способность засыпать? Я слишком хотел независимости, призрачной свободы, до которой, как оказывается, еще слишком далеко. Свобода… какая-то моя свобода безымянная.
Без него гораздо лучше, чем с ним. Неправильно. Перепутал порядок слов. С ним гораздо лучше, чем без него. Наверное, я знал это с самого начала. Знал, что когда просыпаешься среди ночи, хочется видеть еще что-нибудь, кроме молчаливых звезд, каждая из которых замкнулась в своей гордыне и осталась одинока.
Мы всегда одиноки. Даже если нас окружает множество людей. Но спросите себя, что будет, если вдруг не станет вас? Ничего. Не будет ничего. Никто этого даже не заметит, потому что ваша жизнь никому не нужна. Друзья? Легко забудут, возможно, заведут милый обычай каждый год приходить на кладбище и приносить цветы. Выделить на это целых два часа из жизни в год… мало или много? Наверное, много… Или напиваться каждый год в один и тот же день. И мучиться на утро от похмелья. Целые сутки посвящены тебе… это дорого. А если посвятить целую жизнь? Вот это уже бесценная жертва.
Об этом мало кто задумывается. С самого детства мы ищем идеального партнера, спутника жизни. С самого детства в наши головы вдалбливается идея о двух половинках. А кто-нибудь думал об этих половинках?
Когда люди становиться близки настолько, что физическая или душевная боль одного разделяется другим, даже если они находятся за много километров друг от друга. Когда один не дышит, не ест, не спит без другого. А если второй умирает, как быть выжившему? Жить за двоих? Но он не проживет и одной полноценной жизни.
Да, такая любовь огромное счастье, но в тоже время и большое горе. Вы готовы жертвовать своей жизнью? Многие скажут «да»! А на самом деле? И готов ли кто-то принять вашу жертву? Стать тем идеальным существом, которое будет жить за двоих? Сообщите мне, когда найдете ответ. Мне интересно. Но не забудьте подумать о том, кто на самом деле будет жертвой.
Пройдитесь в час пик в метро. Все куда-то спешат и до вас действительно нет дела. Вы не больше, чем часть окружающего интерьера. И даже если прямо сейчас вы умрете, никто не предложит помощи. Все закрылись в собственных жизнях и стремлениях. Вам не страшно? Мне очень.
Я не хочу зависеть от тебя. Я не хочу ощущать мерзкое чувство того, что о тебе заботятся. Не хочу. Не хочу. Не хочу.
Хочу. И хочу заботиться. Пусть по-своему, но… я долго говорил себе, что не смогу больше летать. А теперь чувствую, что могу. Что ты срастил переломанные крылья. Зализал мои раны. Не дал пасть низко. И все так тихо, незаметно, ненавязчиво. За одно это тебя можно ценить. Ты, который боишься сам сделать шаг вперед.
Ты хороший парень, но безумно боишься себя и своих способностей. Ведь будь ты хотя бы чуть смелее, общительнее, из тебя бы получился прекрасный лидер группы. Мечтаешь о музыке и пишешь грустные песни, которые никому не показываешь. Мечтаешь о роке и подражаешь в одежде и внешнем виде кумирам, не решаясь сделать шаг вперед, потому что боишься упасть. И в тоже время готов стать для меня подстилкой, которая смягчит удар от падения. Возможно, ты и в самом деле видишь фей, а не просто придумал себе такую легенду?
Просыпаюсь. Луч солнца лениво скользит по палате. На прикроватной тумбочке в вазе стоят бестолковые цветы. Призваны оживить обстановку, напомнить о той, другой жизни. Где сейчас живешь ты – танцуешь, репетируешь, поешь, зубришь неправильные французские глаголы или до мозолей натираешь пальцы, разучивая сложный гитарный риф.
Мне хочется выть от одиночества. Рядом нет никого. Рядом нет его… Татсуя, ты ведь сейчас тоже думаешь обо мне.
Я злюсь, потому что чувствую, как по щекам скатываются теплые слезы. Редкие, разъедающие кожу солью. Но ведь нет ничего более искреннего, чем пролитые слезы, не так ли?
У меня остались лишь воспоминания, которые стали гнилью. Они отправляют мой разум, мою душу.
Я плачу, зубами вцепляюсь в кулак, чтобы никто не услышал, чтобы быстрее успокоится. Физическая боль не заглушает душевную, она живет сама по себе. Это лишь миф, что боль тела может победить боль души. Так всего лишь быстрее идет разрушение.
Обнаружив вот так вот, что в моих глазах еще есть слезы, что я могу плакать, что могу страдать, я, наконец, понял их причину.
Наверное, я люблю тебя. Люблю и хочу, чтобы ты принадлежал мне. Я всего лишь боюсь потерять тебя.
Ты такой нежный и ранимый и так удачно это прячешь порой за внешним равнодушием, безразличием и грубостью. Твой истинный облик можно увидеть в мелочах, в деталях, которые ты не можешь контролировать.
Я вспоминаю Dream boy. На несколько минут ты позволил быть себе настоящим. Мой любимый момент во всем мюзикле.
Вывозят мальчика на каталке. Со всей простотой он признается, что хочет узнать, кто же является автором его любимой песни, той, которая помогает ему жить. Татсуя опускается перед ним на колени, сжимает его руку и что-то ласково говорит. В его глазах столько неподдельной заботы… это не игра, это что-то большее, что заставляет мое сердце биться в ином ритме, словно тренируя причудливый ритмический рисунок из синкоп. Это выглядит настолько естественно и оттого пугающе. Для меня.
Мы раньше не могли быть единым целым. Возможно, теперь у нас все получится.
Я хочу тебе сказать столько всего, но эти слова настолько хрупки, что я боюсь разбить их своей грубостью.
Сможем ли мы позволить расцвести нашей любви, подобно лотосу? Возможно, когда-нибудь прикосновения к тебе перестанут причинять мне боль. Скорее всего, это все от страха снова сделать ошибку и потерять еще и тебя…

продолжение в комментариях